Коль в споре москали с хохлами,
Достойны оба быть ослами.
Силен, однако, мой резон
Любить Московский гарнизон:
Когда такие в нем мужи,
Как устоять бедняжке Жи?

Жигулевская-Гиннесс




Маневры "Дан приказ - ей на запад, ему в другую сторону"

28 октября 1999 г., в четверг, в Москве прошли международные маневры, посвященные кратковременному пребыванию на исторической родине (п)пчки Жигулевской и поручика, в процессе пребывания дослужившегося до штаб-ротмистра, Остен-Закена. Буквально от праздничного стола ш-р отправился на восток, в Малайзию, а (п)пчка наоборот - в Англию (во всяком случае, расстались мы с ней возле аэровокзала).

Далее - впечатления гостей столицы.
Текст Жигулевской-Гиннесс.
Текст Остен-Закена.
Примечания Горыныча.


На этот раз была нарушена многолетняя московская традиция не иллюстрировать маневры - гости столицы оказались вооружены шпионской аппаратурой. Черно-белый взгляд - с туманного Альбиона, цветной - из солнечной Малайзии.



- Пушкина знаешь? - произнесла трубка.
- Х-м... С какой-то стороны да :))
- Тогда под ним!

Насмотренная старых добрых фильмов Жи помнила, что под Пушкина извечно ходили на те свидания, где выращивают крылышки. Потому как для наставления рогов было принято встречаться, кажется, под Маяковским, а для получения шифровок - под Гоголем. Или наоборот. Перспектива под-Сан-Сергеича, надо заметить, манила куда больше. Забавно. А.С. показался наилучшим компромиссом как раз между Маяковским (место работы Горыныча) и Гоголем (примерное место обитания Остен-Закена).

Пушкин грустил. Хотя, вполне вероятно, его просто достали снующие под ним купидоны. Сергеичу как-то все время казалось, что порядочные купидоны должны томно витать с колчанами и дудками, но эти почему-то нервно шныряли с вечно визжащими мобильниками. К тому же, поэт не всегда улавливал, о чем они говорили. Правда однажды, подслушав одного из купидонов, Пушкину почти удалось представить сложенные веером длинные тонкие пальцы Натальи Николавны. Но уже в другой раз он слегка пошатнулся, пытаясь войти в состояние под странным, но столь красочным эпитетом "колбасило". Пушкин задумчиво грустил. Купидоны сновали. Народная тропа все-таки не зарастала.

Сбор полков был назначен в 18.00 на Пушкинской площади, прямо пред строгим взором Александра Сергеевича. Первыми на поклон к великому строителю памятников явились Горыныч и Остен-Закен - одновременно с разных сторон. Не успели они, прохаживаясь вокруг монумента, обсудить проблему идентификации (Жигулевскую они до сих пор лицезрели только на фотографии; девушек вокруг было много, но все какие-то штатские), как появилась немедленно их опознавшая (п)поручка, а также ее штатский спутник.

Жи закрыла глаза и втянула воздух в надежде почуять гусарский дух. Дух (в отличие от купидонов) витал по всем правилам. Приоткрыв сначала один глаз, поручка увидела роскошные (вайй!) усы, закрученные явно на традиционный малайский манер. Второй глаз заметил слегка бородатого (у нас, партизан, это называется "выбрит до синевы") предводителя партизанского движения всея Подмосковья, который (по торжественности ли случая?) здорово смахивал на месье Воланда. О как! Воланд явно имеется в виду не Булгаковский, ни одного совпадения с текстом "МиМ" я не обнаружил.

Слегка обалдев, но тут же оправившись, внутренний голос Жи завопил громогласное Урррраа!, и поручка ринулась, увлекая за собой верного Санчо Пансу. Господа раскланялись, дама отреверанснула. "Елки-палки!" - мудро и лаконично выдал Горыныч. "Пожалуй, елки-палки", - задумчиво подтвердил Остен-Закен. Жи ничего не поняла, но как воспитанная кавказская женщина на всякий случай поддакнула: "Елки-палки".

"Елки-палки" оказались прямо тут же, не отходя от дремлющего Сан Сергеича. Вход в них охраняли неподкупные лесники в малиновых пиджаках и мужичонка в чалме и шароварах, подозрительно напоминавший изрядно постаревшего Алладина. Зато внутри давали Балтику и даже так, что ее хватило на всех. Горыныч обвел присутсвующих таинственным взглядом и с чувством собственного достоинства достал из широких штанин сверток. Присутствующие впились глазами в сверток с преданностию, последний раз испытанной ими во время приема в пионеры. Магическим движением бровей сверток развернулся и оттуда вынырнула вяленая нерка. "Моя! Сам солил" - изрек предводитель (не-а; сам я солил кету, горбушу и окуня, а нерка (кстати, копченая) - дар камчатских аборигенов) и принялся ломать хребет ни в чем неповинной рыбки тупым до безобразия общепитовским ножом. Минут через несколько нерка не выдержала и треснула в хребте. Галантный Горыныч подвинул первый кусок даме. Дама не клюнула на приманку и тут же бросилась отпиливать от рыбы остальные куски, дабы накормить своих столь восхитительных мужчин. "Пилите, Жи, пилите" - подбадривали ее болельщики. Нерка, видать, тоже была вредной дамочкой, а потому за так не поддавалась. Измученная тяжким трудом, Жи в конце концов уступила право пиления Остен-Закену, который ее быстренько и уговорил. Господа мои хорошие, шоб я так была той раной, на которую сыпят соль, как Горыныч на свою нерку!! Шоб я так была той прекрасной неркой!

(Далее в записях пробел. По свидетельствам экспертов, мамзель находилась в состоянии блаженного рыбного обморока.)

Утолив первую жажду, гусары принялись осматривать помещение. По-каковски были устроены эти "Елки-палки", сказать трудно. Лично автору этих строк кажется, что наиболее близким к реальности было бы определение "ностальгические представления московского дизайнера о временах монгольского ига". Развешанные под потолком флаги с псевдомонгольскими узорами (как справедливо отметил потом Чой: "А соёмбо-то где?"), на столбах клыкастые маски демонов (которые могут являться разве только далай-ламе в изгнании или Кирсану Илюмжинову), у входа - упитанный азиатского вида мОлодец в чалме (!) и с кнутом (для пущего антуражу, ибо за порядком следили - и изрядно надоедали гусарам - аккуратные стриженые мальчики в костюмчиках), и весьма впечатлившая гусар кассирша, сидевшая по-турецки на том же столе, где стояла и касса. В общем, новый русский синкретизм, да и только.

Вспомнив о том, что двое из трех присутствующих гусар - члены редакции Альманаха, эти самые ч... редакторы приступили ко взятию интервью, что оказалось не таким уж простым делом. Да, м-ль Жигулевская честно отвечала на вопросы (и ответы эти будут в ближайшем будущем восстановлены и опубликованы), и даже поведала неграмотным мАсквичам, что означает слово "тремпель", однако самая главная тайна - кто же сумел во время оно так обаять Жи, что она решила вступить в Гусарский Клуб - так и осталась нераскрытой. (Лично я ставлю на Обломского. Или Беру. "Маловато будет, маловато!" - загадочно улыбалась Жи. - "Соблазнение в гусары было групповым.")

Попытки связаться с мобильной телефонной трубкой Чоя при помощи вересковой трубки Остен-Закена успеха не принесли, и вскоре Горыныч отправился обратно к памятнику - искать сына степей и пустынь.

Около 19.00 (не помню точно) прибыл Чой со своим пивным снарядом, который пришлось по требованию администрации убрать подальше (сперва он переехал на стул, а затем его содержимое оказалось уже вне досягаемости злобной администрации).

Еда в этом заведении была тоже довольно своеобразная - множество кастрюль (горшков? - не помню, я же туда не ходил) с разными видами сырого мяса и овощей, из которых можно было набрать себе в плошку чего угодно, а затем всю смесь жарили на круглом железном листе метра два диаметром. (Этакий монгольский шведский стол: сколько мяса в тарелку впихнешь - все твое. Поливать и посыпать по вкусу, но очень осторожно. Мне так хотелось перепробовать все мясы, приправы и заправки, что получившийся результат пришлось активно заливать пивом.) Остен-Закен от еды отказался, остальные уверяли, что очень вкусно.

Под грохот непрекращавшейся канонады Горыныч вспомнил о присвоении Остен-Закену очередного звания. (или это было раньше? не помню) Выпили и за это.

По ходу маневров Чой выполнял роль связного, передавая всем московским и подмосковным гусарам информацию о месте боевых действий.

Около 19.30 появились Зюзинский и его очаровательная спутница, которые без промедления отправились к кормушке. Через десять минут, впрочем, заслуженного подполковника пришлось от сего жопоугодного занятия оторвать для прощального фотографирования. Еще через пять минут Остен-Закен (скрипя сердцем) распрощался со всей честной компанией и отбыл в направлении аэропорта Шереметьево, где его ожидал крылатый конь (не Пегас, увы, а всего лишь Аэробус-310).

.. "Безвременно! безвременно!" - постановили гусары, глядя вслед улетающему Остен-Закену. И немедленно выпили. Ряды, однако, быстро пополнились возбужденным господином ХИМИКом, очень обеспокоенным то ли старой ванной, то ли новой кухней. ХИМИК через неделю женился... "Безвременно! Безвременно", - отозвалось неугомонное эхо. И немедленно выпили. Что, в свою очередь, вызвало внезапную материализацию ротмистра Жуя. Который тоже немедленно. Которое тоже что-то вызвало. Но в этот момент начальство призвало всех к дисциплине и постановило "показать им там что и мы тут". Показывать решили буримятину. Жуй задавал тон, Чой набивал цену, Жи наступала на мозоли, Горыныч подливал масла. Зрители балдели. Александр Сергеич ободряюще улыбался. Плоды трудов и вдохновения в количестве 3 или 4 листов были по окончании процесса переданы р-ру Жуй-Малосольному. Где и канули в ж... Лету.

Душевной жаждою томимы, гусары попутно выпускали джина из трофейной бутылки саке, доставшейся Горынычу в наследство от Остен-Закена. (И вовсе не сакэ, а благородный гаоляновый напиток, дистиллированный на родине Конфуция.) Хозяева трактира косились-косились на подобное варварство, пока совсем не окосели. Под громогласное "Знай наших!", сопровождавшееся синхронным переводом подполковника Чоя с иероглифов, джину была дарована свобода и все права человека вместе взятые. А приходилось ли вам, господа, когда-либо потреблять гаоляновую водку при помощи стаканчика из-под зубочисток, пускаемого по кругу? Ну не в пивные же кружки было разливать, а помощи от местного персонала ждать не приходилось.

Потом наступила пора... ("Безвременно! безвременно!" - слаженно грянули подмосковные гусары, поддержанные героически пребывавшим в трезвом состоянии ХИМИКом. Увы, услуги его железного коня были использованы не по назначению - тихий голос Санчо Пансы пересилил гусарский хор в ушах английской гостьи.) Жи всхлипнула на могучем плече сына степей и пустынь. Младший брат партизанского эскадрона бережно вознес ее на руках. Вдохновитель мудро и чутко руководил последствиями. Александр Сергеич тихонько радовался. По крайней мере, богатыри на земле русской еще не перевелись.


[1995]  [1996]  [1997]  [1998]  [1999]  [2000]  [2001]  [2002]  [2003]  [2004]  [2005]  [2006]  [2007]  [2008]  [2009]  [Пояснения
Клубный историограф: Белла Чао
Copyright Гусарский Клуб, 1995-2009

Obratno v prixozhuyu



Реклама в Интернет